Неонилла Пасичник

EXPLORATION О ТОМ, КАК И. БУНИН ПРЕДСКАЗАЛ МАРКУ АЛДАНОВУ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО ГЕРОЯ В КИЕВСКОМ РОМАНЕ "ПОВЕСТЬ О СМЕРТИ". МОТИВЫ ГОГОЛЯ.

реплика представлена в программе международной научной конференции на тему диаспоры в Нежинском госпедуниверситете им. Н.В.Гоголя в 2007 году. Материалы опубликованы в сборнике

Неонила Пасичник, Киев

Благодаря А. Бахраху - биографу известного  исторического писателя зарубежья Марка Алданова, киевлянина, знаем, что однажды Иван  Бунин за одной из "последних" чашек чая сказал, что один из героев романа "Начало конца" (1939 год) - французский писатель Вермандуа - точная копия самого Алданова. Алданов, судя по описанию биографa, всполошился, но Бунин продолжал: "Подумайте только, Марк Александрович, Вермандуа, вы сами пишете "цитировал сто тысяч человек", а вы? "вежливость была в его природе", а у вас? "грубые рецензии приводили его в раздраженное недоумение", а вас? Но главное не в этом, а в том, что вы вложили в уста Вермандуа фразу, которую я вам сейчас здесь прочту: "Если бы я хотел писать органически, то вывел бы старого, усталого парижанина, которому надоела вся его работа и которому в жизни остались интересны только молодые женщины, не желающие на него смотреть. Может быть, это и было бы искусство, но от такого искусства надо бежать подальше". А дальше ваш Вермандуа говорит: "Но ведь весь смысл жизни в писательском призвании, вся ее радость". "Ведь все это ваши собственные переживания, - настаивал Бунин, - да и вы, родись вы французом, давно расхаживали бы в зеленом академическом фраке и были бы "бессмертным"".

            Алданов, конечно отрицал автобиографичность своего героя и, возражая Бунину, говорил, что ведь в его романе Вермандуа если и не коммунист, то своего рода салонный "большевизан", а этого достаточно, чтобы оставить мысль об отождествлении с его героем.

            - Ну, это вы сделали для отвода глаз, - ехидно добавил Бунин, - это как в армянском анекдоте про зеленую селедку - почему зеленая? Чтоб никто не догадался!

            Едва ли бунинские замечания пришлись Алданову по душе, считает биограф А. Бахрах: "именно потому, что Бунин разгадал кое-что из того, что Алданов хотел было утаить, но, с другой стороны, ему все-таки было лестно, что Бунин тратит время на выписки из его романа, хотя бы для того, чтобы подразнить его." ("Антология "Нового Журнала", Нью-Йорк - Москва, 2002)

            В 1952 году Алданов, словно вопреки "разоблачению" Бунина создал автобиографического героя  в своем "киевском" романе "Повесть о смерти", появившемся в Нью-Йорке. Удивился ли  писатель-нобелиат по-гоголевски украиноязычному эпиграфу ко 2-ой главе романа: "Мій Київ..." Богдан Хмельницкий.?Вряд ли иронизировал и по-поводу названия романа киевлянина Алданова, созвучного гоголевской поэме "Мертвые души" - оба названия связаны с темой смерти.  По-гоголевски "издалека", так сказать "на подступах" к городу начинает "украинскую" тему Алданов: "По дорогам к Киеву были расставлены карантинные караулы, но холера в город проникла." Если сопоставить даты, заметим, что вскоре после начала публикации романа "Повесть о смерти" уходит в вечность тиран Сталин; так же покидает грешную землю Иван Алексеевич Бунин. Тема "эпидемии холеры в Киеве", родном городе Алданова, становится не просто метафорой: "Каждый день шли по городу погребальные процессии, чаще всего на Аскольдову могилу, откуда открывался изумительный вид на Днепр и на заднепровскую даль." Читатель вспомнит гоголевский мотив, хорошо известный каждому: "чуден Днепр при тихой погоде. Редкая птица долетит до середины Днепра."  Алданов  подмечает  присущую древнему православию Киевской Руси скоморошью ироничность: "На кладбищах люди бодрились, а возвращаясь, вполголоса спрашивали друг друга: кто же следующий? Надписи делались трогательные, иногда по старинному обычаю, в стихах, вроде: "О, злополучная холера - какого унесла ты кавалера!" - следовала краткая биография, порою тоже с рифмами."

            Далее, в этой же, 2-ой главе Алданов описывает знаменитые Киевские "Контракты" и нравы городского купечества.

            "В старом городе были площади больше парижской "Place de la Concorde", прекрасные церкви и монастыри, некоторые древнее Кельнского собора. Над Днепром  и позади нового университета были лучшие в России бесконечные сады, - киевляне язвительно говорили столичным жителям: "Да-с, это вам не Летний сад и не ваши московские огороды!" Весь необыкновенный по красоте город именно утопал в зелени," - так написать мог лишь патриот своего города.

            Следующая строка Алданова, прожившего и в северной столице некоторое время, словно перебрасывает ажурный мостик от гоголевского Невского проспекта к главной улице  его, Алданова, родного города : "Люди ходили по Крещатику медленнее, чем петербуржцы по Невскому, а после обеда спали дольше, - торопиться здесь было уж совсем некуда. Непристойных слов употребляли, по сравнению с Великороссией, очень мало, но непристойных примет было достаточно."

            И уж не поскупился писатель на описание старосветского киевского гостеприимства. Не позабыл и то, как киевляне приютили у себя Мартынова, убийцу Лермонтова. А так же, что "все любили Киев и с гордостью передавали слухи, будто император хочет сделать его третьей столицей. Охотно живали в нем и великороссы," -  подчеркивает различие двух народов писатель.

            Точной копией самого себя Алданов, скорее всего, сделал героя романа "Повесть о смерти" профессора Лейдена: "Лейден недурно знал латинский язык и порою, встречаясь в польских домах с ксендзами, приводил общество в почтительное удивление, кое-как обьясняясь с ними по-латыни. Иногда цитировал напамять стихи из "Георгик" Вергилия и из "De re rustica" Колумеллы, о котором в Киеве не слышали даже ученые ксендзы. По содержанию книги в его библиотеке были самые разные. Один шкап был занят книгами философскими и мистическими. Немало было трудов о смерти и загробной жизни. Были сочинения Сведенборга. Были и совсем странные книги, как предсказания славного 106-летнего швейцарского старца Мартына Зедеки, - того самого, которого читала пушкинская Татьяна. <...> Лейден считался одним из самых образованных людей в Киеве, хотя в новом университете св. Владимира уже было немало профессоров, известных на всю Россию. Но и профессора, бывавшие в у него в доме, и другие знакомые находили, что ум у него странный: ему бы родиться лет на сто раньше. <...> По специальности он был агроном, учился в Москве и Вене, знал толк в технике, машинах, заводских строениях. Фамилия у него была неопределенная по корню. Он не уверял, что он шотландец или испанец, а сухо замечал, что не знает своего происхождения и не интересуется." Рисуя портрет отца профессора Лейдена, Алданов прибавляет важную деталь, свидетельствующую о национальной принадлежности: "Помещиком никогда не был, никаких крестьян не имел, но купил за бесценок много земли в Херсонской губернии для устройства больших садов и для новых культур." Как известно, именно в Херсонской губернии оседали в 40-50 годы 19 века немцы-колонисты, с условием не иметь крепостных, а лишь вольнонаемных рабочих. Там и был создан помещиком Фальц-Фейном первый в Российской империи зоосад Аскания-Нова. Имя героя Лейдена созвучно  имени реального человека Фридриха Фейна - создателя зоопарка в новороссийской степи. Каждый, не страдающий от отсутствия слуха читатель, заметит, что имя Лейден очень сходно по звучанию с настоящим имени писателя Алданова - Ландау.

            И. Бунин своим намеком о автобиографичности Вермандуа - "старого, усталого парижанина, которому надоела вся его работа" - предсказал образ киевлянина Лейдена, автобиографического героя Алданова. Разве не оставил скрытный Алданов указания на бунинскую "разгадку" в  эпиграфе к следующей, 3-ей главе: "There was in him a mixture of that disease, the nature of which eludes the most minute enquiry though the effects are well known to be a weariness of life, an unconcern about those things which agitate the greater part of mankind, and a general sensation of gloomy wretchedness." - Boswell. (У него была та болезнь, природа которой ускользает от самого тщательного исследования. Но ее следствия хорошо известны: усталость от жизни, равнодушие к тому, что волнует громадное большинство людей, и общее чувство мрачнй подавленности - англ.)