Память преподобного Нифонта, монаха

Память 23 декабря (по ст.ст.)

Священномученик Павел (Кратиров) - епископ Старобельский (в миру Павел Фёдорович Кратиров). Родился в 1871 году, в с. Покровское Тотемского уезда Вологодской губернии, в семье сельского священника, благочинного 2-го округа Тотемского уезда. Был женат, отец трёх дочерей - Валентины, Веры и Зои. Окончил Вологодское духовное училище, Вологодскую духовную семинарию, Казанскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1896; тема кандидатской работы: «Святитель Тихон Задонский как пастырь и пастыреучитель»).

В 1896 преподавал Закон Божий в школе в родном селе. С 1897 являлся преподавателем Тульской духовной семинарии.

1902 - преподаватель Курской духовой семинарии. С 1903 по 1918 г. - преподаватель нравственного богословия Харьковской духовной семинарии. Одновременно был законоучителем в мужской и женской гимназиях. В 1918 г. после закрытия семинарии был рукоположен во священника. В 1919 овдовел и был пострижен в монашество и вскоре возведён в сан архимандрита.

         С 19 февраля 1922 - епископ Старобельский, викарий Харьковской епархии. Активно выступал против обновленческого движения, в связи с чем его представители ходатайствовали о высылке епископа за пределы епархии. На успение 1922 г. с санкции Наркомата юстиции Украины местным уполномоченным обновленческого ВЦУ уволен за штат с высылкой за пределы епархии. Осенью 1922 г. вернулся в Харьков.

В марте 1923 был арестован, в мае того же года выслан в Крым, где некоторое время управлял Ялтинским викариатством Таврической епархии. Затем жил в Абхазии, Вологде, Владимире, Великом Устюге, недолго управлял Великоустюжской епархией. В 1924-1925 жил в Москве, с 1925 - в Харькове. Неоднократно подвергался кратковременным арестам.

В одном из воспоминаний о деятельности епископа Павла говорится о его участии в диспуте с обновленцами, перед которым были арестованы многие видные православные деятели, намеревавшиеся участвовать в этом мероприятии.

Придя к своим родственникам, людям верующим, он узнал о только что бывших арестах и тогда решил пойти на диспут и там говорить во славу Божию. Вид у него был невзрачный, одежда тоже, ничьё внимание он привлечь не мог, а поэтому, когда он на диспуте попросил слова, ему с удовольствием дали его. Но когда Владыка заговорил, то не только разбил все доводы обновленцев, но так горел любовью к Господу, что в эту минуту вся аудитория была готова идти к ним вместе на Крест. Диспут закрыли моментально, не дав говорить следующим ораторам.

Он не признавал митр. Сергия еще до опубликования Декларации, считая его захватчиком высшей церковной власти, которая с 1926 должна принадлежать митр. Ярославскому Агафангелу, и за это был запрещен в свя-щеннослужении экзархом Украины митр. Михаилом (Ермаковым). Резко отрицательно еп. Павел встретил и Декларацию митр. Сергия. Он отправил в конце 1927 письмо к митр. Агафангелу и остался вполне удовлетворен ответом, так как ярославский митрополит назвал Сергия «узурпировавшим церковную власть». Увидев поддержку своим действиям, еп. Павел в апреле 1928 отослал Заместителю Патриаршего Местоблюстителя официальное заявление об отделении от него. В том же месяце он был запрещен в священнослужении постановлением Свящ. Синода.

Епископ Старобельский выступил прежде всего как сильный идейный оппонент митр. Сергия. Он стал автором трех широко разошедшихся по стране произведений. Первое из них было написано в феврале 1928 и называлось «Наши критические замечания по поводу второго послания митрополита Сергия». Владыка Павел указывал, что нижегородский митрополит открыто боролся за власть в Церкви, получив же ее, самовольно вступил на новый курс и, призывая всех к миру, начал налагать на не согласных с ним церковные прещения. «Если бы митрополит Сергий действительно желал до Собора сохранить "единство Духа в союзе мира", "чтобы не разрывать хитона Христова", как он выражается, то, оказавшись всякими неправдами и правдами во главе церковного управления, он не пугал бы напрасно церковными канонами не признающих его, как это делает он все время с большим усердием; не налагал бы единолично запрещений на десятки не согласных с ним епископов, а с должным смирением, поставивши собственную каноничность под знаком вопроса "в единстве Духа и в союзе мира", ожидал бы будущаго Собора, который разобрался бы в том, кто прав и кто виноват в церковных смутах, и каждому воздаст по делам его»15. Еп. Павел призвал митр. Сергия раскаяться: «Мы же горячо убеждаем его самого принести, во имя блага Церкви, в жертву свое самолюбие и властолюбие, которыми он до сих пор руководился больше, чем боголюбием, и снова чистосердечно покаяться во всех своих церковных прегрешениях, а управление Церковью предоставить тому, у кого оно было им отнято».

В мае 1928 еп. Старобельский написал открытое письмо «О модернизированной Церкви, или О Сергиевском православии» неизвестному «брату о Христе», в котором доказывал, что Декларация затрагивает саму суть православно-церковного вероучения: «Ведь митр. Сергий вводит в церковное богослужение неслыханную в истории Церкви ересь модернизированного богоотступничества, естественным последствием которой явилась церковная смута и раскол... Митр. Сергий своей суемудреной и злочестивой декларацией и последующей антицерковной работой создал новый обновленческий раскол или Сергиевское обновление... Тем, кто поплелся за митр. Сергием, возвращение на путь истины - задача трудная, сопряженная с немалыми скорбями и лишениями. Но я, грешный, вижу все и живу надеждой на бога, Милующего, Умудряющего и Укрепляющего немощных...»

Еще одно послание, «Первое письмо епископа» от 3/16 апреля 1928, судя по ряду признаков, несомненно, принадлежало перу Владыки Павла. Оно обращено к безымянному иерарху, поддерживающему митр. Сергия. Автор говорил о том, что не надо опасаться разделений в церковной среде, и, напротив, приветствовал протест «грозной работе митрополита Сергия». В послании утверждалось, что «Церковь Христова это не что иное, как Царство Божие, а оно, по словам Спасителя, внутри нас. Неужели же это Царство Божие внутри нас нуждается во всей этой мерзостной системе, которую допускает митрополит Сергий во взаимоотношениях со внешними. Неужели же из-за сохранения церковно-хозяйственного имущества (храмы, здания, утварь), канцелярии и ее принадлежности можно продать Христа и Царство Божие?.. Сергиевская Церковь, подобно обновленческой, теперь свирепствует, господствует, запрещает, высылает и через это являет себя цезаро-папистской организацией в самом гнуснейшем смысле слова. А посему я ухожу в пустыню, в той надежде, что в данное время только пустынная, лягальная (от слова "лягать", то есть поносимая) Церковь может указывать тот истинный путь к вечному спасению, по которому должно идти христианину... Легализация Церкви Христовой или Царства Божия в наших условиях равно, что говорить о круглом квадрате или о темном свете, горячем льде и т.п... По всему видно, что из пустыни мне уже не выбраться пока, да и я сам спешу туда, чтобы укрыться там, пока пройдет гнев Божий. Скорблю только о том, что среди архипастырей Русской Церкви нашлось немало последователей практически - смрадного сергиевского блудословия. Прости и молись за меня и покайся, пока не поздно. Позже тебе уже не удастся выскочить, сам знаешь почему».

Всего еп. Павел написал, по его словам, четыре послания -«рассуждения» на тему, кто должен управлять Русской Церковью, два обращения к советской власти и письмо старобельским благочинным в ответ на их коллективное обращение с упреком о непризнании митр. Сергия. Со всеми своими сочинениями Владыка знакомил священников и мирян.

От известного харьковского протоиерея иосифлянина Николая Загоровского, проживавшего в тот период в Ленинграде, еп. Павел узнал о еп. Димитрии (Любимове) и в июне 1928 отправил ему письмо с сообщением, что еще в 1926 вышел из ведения митр. Сергия и просьбой принять его в молитвенное общение. Еп. Димитрий запросил соответствующие документы и объяснения и после их получения прислал благожелательный ответ с предложением еп. Павлу окормлять ближайшие истинно-православные общины. С этого времени между архиереями установилась переписка. Например, летом 1928 еп. Старобельский в одном из своих писем просил разъяснений и руководящих указаний по поводу следующих вопросов: как относиться к запрещениям, наложенным митр. Сергием, существуют ли планы организовать новое церковное управление и легализовать его перед гражданской властью. В письме также подчеркивалось: «Не поставлены ли мы долгом своего служения пастырского в необходимость препятствовать на каждом шагу существующей власти в ее работе. Разве можем мы одобрять безбожное воспитание в современных школах. Разве допустима классовая борьба и даже угнетение одного класса другим... Не более ли достойно нашего великого служения прямо и откровенно засвидетельствовать власти, что пути наши идут в разных направлениях и что мы можем говорить только о своем желании быть лояльными, но делами своими свидетельствовать свою лояльность не можем. Разве можем одобрять вступление в коммунистическую партию...»

Из Ленинграда к еп. Павлу приезжали с посланиями игум. Клавдий (Савинский), монахиня Раздобаровского монастыря Антония и сын настоятеля собора Воскресения Христова (Спаса-на-Крови) инженер Илья Верюжский, в 1929-1930 работавший в Харькове. Еп. Старобельский обращался к еп. Димитрию за Святым Миром, антиминсами, посылал к нему несколько раз представителей своей паствы для совершения хиротоний.

С лета 1928 еп. Павел начал вполне легальную деятельность в качестве правящего истинно-православного архиерея. Владыку вызвали в ОГПУ, спросили об отношении к Декларации митр. Сергия и разрешили делать выезды для служения в храмах, которые к нему присоединятся. Власти до определенных пределов пытались поощрять или не мешать любым формам расколов и разъединений, ослаблявших Русскую Церковь.

К этому моменту в качестве иосифлянского экзарха Украины уже действовал еп. Алексий (Буй). Как отмечалось, с 18 марта 1928 он окормлял приходы в Харьковском, Полтавском, Купянском, Сумском и Изюмском округах, переданные ему еп. Майкопским Вар-лаамом (Лазаренко). Еп. Алексий настороженно относился к еп. Павлу из-за того, что тот отошел от митр. Сергия задолго до появления Истинно-православной церкви. Отношения между ними попытался урегулировать еп. Гдовский Димитрий. Характерно, что в сентябре 1928 в Ленинграде еп. Гдовский в беседе с представителем «буевцев» священником Степановым категорически опроверг слухи о «не-православности» еп. Павла и заявил, что тот «по-настоящему православный и подлинный» иосифлянин. Еп. Димитрий отправил Владыке Алексию (Бую) письмо с советом передать окормляемые им приходы в Харьковской епархии новому иосифлянскому архиерею. Еп. Алексий дал свое принципиальное согласие, но с условием учета желаний самих приходов (в результате состоялся переход только одной общины в Красном Лимане). Он отправил еп. Павлу три записки, и в январе 1929, телеграмму с указанием срочно приехать для встречи и урегулирования неотложных вопросов в Елец. Начальственный тон этих посланий не понравился еп. Павлу, лишь позднее узнавшему, что еп. Алексий имел полномочия экзарха, и он отказался отправиться в Елец, настаивая на приезде представителей управляющего Воронежской епархии в Харьков. Эти настороженные отношения порой влияли и на позицию «буевских» украинских общин, в частности тех, которые возглавлял в Изюмском окр. благочинный прот. Григорий Попов.

Так, когда настоятель окормляемого еп. Павлом храма в с. Петровском о. Иоанн Лисицкий приехал на праздник в с. Карповку, ему не позволили служить в местной «буевской» церкви.

За короткий срок - лето 1928 - к еп. Павлу перешло около двадцати сергианских общин. Первым был приход церкви в Дергачах, затем собора в Золочеве, храмов в Балаклее, четырех сел Богодухов-ского района, двух сел Ахтырского района (Сумской епархии) и т.д. Своим Владыкой еп. Павла (Кратирова) признали и четыре сельских прихода Екатеринославской (Днепропетровской) епархии. От всех общин он требовал законно принятого постановления о присоединении к нему.

Затем к еп. Павлу обратился один из старобельских благочинных, прот. Антоний Попов, чтобы перейти к нему со всеми приходами своего округа. В конце июля - начале августа Владыка Павел служил в храмах Изюмского окр., но после жалобы сергианского еп. Константина (Дьякова) был вызван в местное отделение ОГПУ; затем в Харьковском ОГПУ от него потребовали перестать возносить имя Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра (Полянского). После его отказа последовал запрет административных органов на дальние поездки и дальнейшее присоединение приходов. Еп. Павел подчинился и ответил при встрече прот. Антонию Попову, что больше общин не принимает. Однако последний вес же прислал Владыке постановления своего и соседнего прихода о присоединении к нему. Прот. Антоний Попов оказался в критическом положении, так как к еп. Алексию (Бую) идти не хотел, а митр. Агафангел (Преображенский) на запрос ответил, что вновь вошел в общение с митр. Сергием. Вскоре о. Антоний был арестован и сослан в Бийск. Подобные репрессии были не единичны. Так, прот. Петропавлов из Екатеринославской епархии лишился храма и был арестован после подачи заявления сергианскому епископу Августину (Вербицкому) о переходе к еп. Павлу.

В конце сентября 1928 еп. Павла (Кратирова) вновь вызвали в ОГПУ и разрешили дальние поездки, каждый раз с особого разрешения, но в марте 1929 последовал окончательный запрет. Выезжать на службы в другие города еп. Павел перестал, хотя принимать под свое окормление общины продолжал, и не только в Харьковской и Сумской епархиях.

Так, в 1930 к нему перешли иосифлянские приходы Киева, бывшие сергианские общины Ананьева Одесской епархии, Глухова Черниговской епархии, Курска, ел. Засосной Острогожского окр., с. Нескучное Липецкого окр., в январе 1931 - с. Мелекино Мантушского района Мариупольского окр. и др. После ареста архп. Димитрия (Любимова) еп. Павел поддерживал отношения с еп. Нарвским Сергием (Дружининым) - писал ему, посылал в Ленинград несколько человек для рукоположения. Так как часть иосифлянских общин относилась к еп. Сергию с недоверием и не признавала в качестве руководителя движения, он был обрадован благожелательной позицией еп. Павла.

С 1925 в Харькове жили четыре высланных киевских архимандрита, двум из них, признававшим Декларацию было разрешено вернуться в Киев, а другие - бывший настоятель Киево-Печерской Лавры Климент (Жеретиенко) и ее наместник Макарий (Величко) - остались в Харькове. Вместе с игум. Евстратием (Грумковым) и четырьмя монахами они образовали общину и служили тайно на квартирах. Архимандриты Климент, Макарий и игум. Евстратий написали митр. Сергию о своем отходе от него и были запрещены в священно-служении. С начала 1928 они окормлялись у еп. Димитрия (Любимова), а осенью при посредничестве игум. Клавдия (Савинского) перешли к еп. Павлу. Так же поступил и ряд приходов Харьковской епархии.

В 1931 был арестован в Харькове по делу «контрреволюционной организации Истинно-Православная Церковь».

Процедура арестов отошедших от митрополита Сергия описывается у епископа Дамаскнина (Цедрика) в его письме к Сергию (Старогородскому) и у других катакомбных исповедников следующим образом: к епископу или священнику являлись безбожники из ГПУ и задавали один только вопрос: "Как вы относитесь к декларации митр. Сергия?" или "Поминаете ли вы митр. Сергия?". Если ответ давался отрицательный, следовала следующая формулировка обвинения: "Вы не поминаете митр. Сергия потому, что не признаете его декларации. А раз вы не признаете его декларации - вы контрреволюционер!". Епископ арестовывался и уже мог быть судим и приговорен к расстрелу за "контеррволюционную деятельность".

С января по март 1931 Святитель допрашивался 24 раза, виновным себя не признал, однако не скрывал своего негативного отношения к политике советской власти: «Так называемое раскулачивание кулака с религиозной точки зрения - явление безусловно греховное. Так оно и расценивается, без сомнения, всеми верующими людьми».

Еп. Павел также заявил:

«Если я буду честно исполнять свои пастырские обязанности, я буду рассматриваться как лицо нежелательное и даже вредное с точки зрения существующей власти; если я буду благословлять и одобрять все начинания существующей власти, противные религии и даже направленные против неё, я буду бесчестным и никуда негодным служителем Церкви».

Главными обвиняемыми по делу проходили также епископы, Иоасаф (Попов), священник Григорий Селецкий, будущий игумен Иоанн и другие священнослужители и монашество. Всего по делу проходило 136 человек.

2 января 1932 тяжело больной епископ был осуждён Особым совещанием при коллегии ОГПУ к 10 годам заключения. Спустя три дня скончался в тюремной больнице при нарастающей сердечной слабости от саркомы лифматических желез и двухстороннего плеврита.

В 1981 году Епископ Павел (Кратиров) был прославлен Русской Православной Церковью Заграницей (РПЦЗ) в лике Священномучеников. Память 23 декабря / 5 января и в неделю Новомучеников.